«старая москва распалась не после 1917 года, а из-за расселения коммунальных квартир»
В издательстве «Кучково поле» вышла книга «Большая Садовая, 10. История московского дома, рассказанная его жителями». Её автор, Дмитрий Опарин, собрал устные истории людей, которые жили в доме, где Михаил Булгаков написал «Белую гвардию», а Сергей Есенин прятался в ковре. По просьбе Strelka Magazine Сергей Сдобнов поговорил с автором книги о том, как в истории одного дома отражалась вся городская жизнь центра Москвы.
Дмитрий Опарин — старший преподаватель исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, научный сотрудник НИУ ВШЭ и Музея М. А. Булгакова, вместе с фотографом Антоном Акимовым написал книгу «Истории московских домов, рассказанные их жителями».
— Как начиналась работа над книгой о биографиях жильцов дома на Садовой, 10?
— В 2022 году меня пригласили в Музей Булгакова для создания выставки по истории дома. Тогда я и не думал, что из этого небольшого проекта получатся целых две выставки, интерактивный макет, который до сих пор экспонируется в музее, сайт и, наконец, получится книга. В итоге собрали уникальный и огромный материал по одному из самых известных домов Москвы.
— Вы поднимали разные архивы, опрашивали жителей, смотрели домовые книги. Как история России отразилась в этих документах?
— При изучении любого старого дома можно найти свидетельства о разнообразии городской среды в столице. С момента своего основания здание на Садовой, 10 — доходный дом с квартирами, которые до революции арендовали обеспеченные москвичи, в 1920-е — рабочая коммуна. Потом в доме образовалось более 50 коммуналок, управляемых жилищным товариществом. Здание пережило разруху 1980–1990-х годов. Вместе с хаосом пришла и творческая свобода: хиппи организовали сквот в квартире бывшего домовладельца. В наше время там располагаются офисы и дорогие, дурно отделанные корпоративные квартиры. Впрочем, остались ещё островки старой Москвы — квартиры, где семьи живут не одно десятилетие.
Историю Москвы можно проследить даже по одной квартире №5.
До революции самая роскошная и большая квартира в доме — 10 комнат — принадлежала его владельцу — караимскому фабриканту и благотворителю Илье Давидовичу Пигиту. После революции в квартире жили его племянники, среди них Анна Пигит — левая эсерка, осуждённая за революционную деятельность при царе. Она отбывала наказание на Нерчинской каторге, где познакомилась с Фанни Каплан. В 1918 году, незадолго до покушения на Ленина, Каплан остановилась у Анны на Большой Садовой. В годы Большого террора Анну Пигит арестовали за контрреволюционную агитацию и расстреляли, в 1956 году она была реабилитирована.
В 1924 году в этой квартире были прописаны 14 человек, к 1940-м проживали более 30, и до 1950-х годов количество жителей только увеличивалось. В середине века большую часть населения квартиры составляли рабочие: токарь, кондуктор трамвайного парка, швея, ткачиха, электромонтёр. К 1986 году коммуналку расселили. Несколько комнат заняли художники и музыканты, вскоре квартира превратилась в сквот, который просуществовал до 1996 года. До ликвидации сквота там сохранялись уникальные интерьеры: кессонированные потолки с окрашенной под дерево лепниной, богато оформленный десюдепорт, роспись на стенах, дубовый паркет и двери в стиле модерн. Вместо сквота теперь офис.
— В доме три года жил Михаил Булгаков и неодобрительно отзывался о нравах соседей. В одной из комнат коммунальной квартиры он написал «Белую гвардию», «Дьяволиаду» и другие тексты, а некоторые жильцы оказались прототипами персонажей писателя. Что подмечал Булгаков в жизни своих соседей, как он относился к жилищной политике 1920-х?
Писатель действительно не любил этот дом, несколько раз сжёг его в своих произведениях.
— Булгаков очень бедствовал, когда жил в квартире №50, страдал от бытовых условий и соседства с пьяницами. С другой стороны, эта коммунальная фактура стала материалом для его гениальных, почти чеховских рассказов о 1920-х годах. Но Булгаков сумел выбраться из коммунальной 50-й квартиры, населённой рабочими, в более интеллигентную — №34, где проживал ещё дореволюционный арендатор — Артур Манасевич.
— Вы разговаривали с бывшими жителями дома, которых расселили в 1960–1970-х. О чём они вспоминают, с гордостью или неохотой?
— Они с огромной теплотой и ностальгией вспоминали своё детство — игры во дворе, общий быт, дружную атмосферу в коммуналках, некоторое единение, когда соседи сидели с детьми, пространство, в котором не было антисемитизма или социального высокомерия. Может, они идеализируют своё прошлое, но в целом, несмотря на индивидуальный опыт каждой семьи, люди жили очень дружно и весело, говорю об этом с опорой на их послевоенные воспоминания. Я очень благодарен бывшим жителям дома за то, что они поделились своими рассказами о прошлом, фотографиями и проявили большой интерес к нашему проекту: давали вещи на выставки, искали для меня своих бывших соседей, вытряхивали семейные архивы, приглашали по сути незнакомого человека в гости.
— Жители дома вспоминают не только о своём жилье, но и о Москве XX века. Какие изменения в облике города они отмечали? Что было важно запомнить обитателям центра Москвы?
— Кто-то расстраивался из-за исчезновения Палашевского рынка, другие горевали по поводу того, что в саду «Аквариум» больше нет летнего деревянного кинотеатра в стиле модерн. Практически никто уже не переживал из-за сноса церкви Святого Ермолая в 1932 году. Мало кто её помнил. Но когда я прохожу мимо места, где стоял этот храм XVII века, то постоянно чувствую досаду. Жители современной Москвы застали Большую Садовую уже в этом сталинском виде, после реконструкции 1935 года.
Люди вспоминали не только вид своего района, но и исчезнувшие повседневные практики: пропали точильщики ножей, старьёвщики, женщины с бидонами молока, которые приезжали на Белорусский вокзал, мороженое больше не продают по половинке или четвертинке, потерял свою притягательность каток на Патриарших прудах.
Нет больше на улице Горького продуктового магазина «Грузия», а в гостинице «Пекин» закрылась кулинария с китайскими пельменями.
— Герои вашей книги рассказывают, что они в довоенные годы, иногда и после войны, ещё детьми, не закрывали окна и пробегали по чужим кухням, чтобы попасть в другую часть двора. Что известно о том, как менялась степень доверия друг к другу в разные годы?
— Люди действительно теснее общались, и не только с соседями по коммунальной квартире, но и с другими жильцами дома. Когда я брал интервью, жители рассказывали о многих из своих соседей: все ходили в одну школу, на одни рынки, в те же бани и кинотеатры, на тот же каток и в общий сад.
Во дворе и вокруг дома дети под присмотром взрослых высаживали цветы. До войны жильцы загорали на крыше, делали там уроки, ребята лазали по всему зданию — от чердака до подвала, чёрный ход можно было назвать общественным пространством.
Старая Москва распалась не после 1917 года, не во время репрессий или войны, а из-за расселения коммунальных квартир: бывшие дореволюционные арендаторы выезжали из домов своих предков, стирались этнические кварталы города — татарский, ассирийский, еврейский.
— В девяностые в квартире, которая ранее принадлежала первому домовладельцу, открылся сквот. Там собирались художники, хиппи, музыканты из «Чёрного обелиска» и «Среднерусской возвышенности», американские журналисты, снимал свой фильм «Жизнь на земле» Артур Аристакисян. Почему в центре Москвы, и не только в этом доме, возникали сквоты, хотя недвижимость на Садовом кольце уже тогда росла в цене?
— Многие в то время покинули коммуналки, выехали из центра и получили отдельные квартиры. В 1990-е никто не хотел брать квартиры в старом разрушающемся жилом фонде. Поэтому на эти площади оказалось так легко нелегально заселиться. Если вспомнить культуролога Паперного: 90-е — период «культуры-1», время настоящей свободы, настоящего творчества и лёгкости.
— Вы сотрудник Музея Булгакова — расскажите, как удалось отвоевать место для культурного учреждения в центре Москвы у бизнесменов и бандитов? Как относились к культу Булгакова жители дома?
— Это долгая и запутанная история: музей получил помещения благодаря Мариэтте Чудаковой, Наталье Романовой и другим людям, неравнодушным к Москве и Булгакову.
К почитанию Булгакова жители относились скорее положительно, но им не нравились побочные эффекты: росписи в подъезде, ночующие фанаты, праздные и шумные гости. Булгаков — автор великого романа, но не только его.
Невероятная популярность Булгакова, примитивное понимание его произведений, пошлость, которая сопутствует трактовке его работ, в том числе и визуальной, — эти элементы культа сохранились в обществе и сейчас.
Фотографии из книги «Большая Садовая, 10. История московского дома, рассказанная его жителями»
